Лечу в Соединенные Штаты Америки. Люблю Чувашию и верю в Россию, а думаю об Америке.  Волнуюсь. Стюардесса монотонно оповещает: «За бортом 45 градусов мороза...» А мне жарко. Смогу ли я завоевать сердца американцев? Ведь они по моему каждому вздоху,  по моей Музе будут судить о родимом чувашском народе.  
 В нашей делегации – очень интересные люди. Впереди шепчутся Эра и Элла, дочери прославленного маршала Жукова. А вот и сын Никиты Хрущева Сергей. С ним рядом космонавт Георгий Гречко, академик Евгений  Мешалкин, поэт Евгений  Долматовский и другие. Мысленно перекидываюсь на шахматы. Где-то здесь Анатолий Карпов сражается за чемпионский титул. 22 сентября он прилетел в Нью-Йорк. А 17 сентября я был у него в Москве. Занес чувашские белые грибы и свои «пять советов друга», как стать королем древнейшей игры.
Счастливое совпадение! Если 12 октября 1492 года Христофор Колумб достиг острова Сан-Сальвадор и  «обнаружил» Америку, то я именно в этот день, но уже через почти 500 лет со своей чувашской Музой вступаю на эту загадочную землю.     

1. Хеллоу, Америка!
Даже не до чемодана, хотя в нем два комплекта национального костюма и стерео-грампластинки с чувашскими народными песнями.  Кто же меня ждет и ищет по номеру на пиджаке? У кого-то из них в руках или на груди должна быть цифра «94».  Жду и раздаю чебоксарский герб-значок  америкацам.  А тут ко мне подходит сам «дядя Сэм», улыбающийся, с добрыми синими глазами да в большущей шляпе. Рядом красавица-жена с удивительным голосом. Едем. За рулем Майкл. Что-то он говорит жене Чарли. Догадываюсь, как же им справиться со мной, не понимающим ни одного английского слова.   
Как же мне встретить новый день вдали от Отечества? Так, прежде всего везде встречают по одежке. Наряжаюсь в отменный национальный костюм. В «Мерседесе» как новоиспеченный чувашский щеголь направляюсь к стоянке «Мемориальный стадион». Там начинается мое американское песенное приключение.
Итак, концерт дружбы. Американские артисты прекрасно выступали. Особенно театральная группа «Никогда не старей» с фольклорными сценками из жизни людей, живущих в горах Аппалачи. Вот ведущая объявляет: «Уважаемые зрители, для вас приготовлен сюрприз. На сцену приглашаю того-то и такого-то». Это про меня. Ну, думаю, держись, Америка! У самого душа ушла в пятки. Как же воспримут гордые американцы чувашскую песню? В сопровождении друга – шобора спел: «Нет ничего дороже моей песни». Последние ноты. Как реагирует зал? Великолепно. Вздох облегчения. Не могу сдержать нахлынувшие чувства. Говорю: «Благодаря новому видению нашего грешного мира, на вашей земле впервые прозвучала со сцены песня моего трудолюбивого чувашского народа». Продолжаю петь. А в начале концерта выступил американский композитор Ким Фаравелл. Приглашаю его на сцену. Под аплодисменты присутствующих вручаю свою грампластинку «Родники чувашского края». И дуэтом поем его песню под названием «Вера, Надежда, Любовь».
Идем  «домой». Чарли как-то незаметно берет меня за руку, видимо, влюбилась в мою песню или в меня самого.  А Майкл говорит «О кей!». Стало быть, мои песни приглянулись американцам…
  По сценарию церемонии открытия «Встречи за мир», составленному еще в Москве, после официальных речей я должен петь песню о мире. Тревожусь. Видимо, руководители «встречи» оказали мне  повышенное доверие. Ответственность неимоверная. Мемориальный центр Дуайта Эйзенхауэра. Штат Канзас – его малая  родина.  Он был одним из немногих политических деятелей Америки, которые понимали, что Соединенные Штаты не всемогущи и им не всё позволено. Именно ему  принадлежат знаменитые слова: «Существует только один способ выиграть третью мировую войну –  предотвратить ее».  Надо бы у него поучиться нынешним руководителям США.
Закончились «деловые» речи. Настал  черед песне. Сколько народу! Целая армия журналистов и теле- и кинооператоров. Моя-то песня должна дать душевный настрой этой исторической встрече. Запел: «Я один бессилен против бомб…»

2. Красуюсь и в американских газетах...
Да, я весь во внимании американцев. Вот старая женщина подходит ко мне, берет за руку и ведет к Сергею Хрущеву. Хочет сфотографироваться на память. Соглашаемся. А вот другая спрашивает мой американский адрес, вернее, номер дома, где я остановился. Кстати, в кармане у меня ключ от квартиры, который был вручен еще вчера Майклом. Зовут женщину Маргарет Дилон. Она хочет приехать ко мне на встречу. Пожалуйста. А вот Паул Тиффет. Ему достается моя грампластинка с чувашскими народными песнями. Тут же окружили  ребятишки. Ну, с ними-то я уж справлюсь. Веселятся американские дети со мною. Они тут же сообразили «чувашско-американский оркестр». Кто-то вовсю наяривает на моей гармошке, маленький негритенок пищит на свистульке-шохличе, девчонка барабанит на питлехе. Но нет уж, на шоборе я сам поиграю. Веселимся аж до слез радости.  Да, еще могу быть ребенком. Долго поживу. Я убежден, что каждый человек должен на всю жизнь сохранить свою детскую честную наивность. Только она может спасти его от трещин  в совести. Но как же так? В мире не подписали Конвенцию о защите детей только две страны: Сенегал и США, тогда как  200 миллионов детей планеты лягут спать голодными.  Всегда пою старинную чувашскую колыбельную с большой взволнованностью и трепетом. Так и в Америке.  Перед этой песней  говорю: «Для наших детей нет ни капиталистов, ни коммунистов, а есть только мама, солнышко, птички на небе... Давайте вместе биться, чтобы в XXI веке исчезли из их жизни жестокие слова «классовый враг», «война», «голод»...
Ну и живет же этот газетный магнат Долф Самонс! Великолепный особняк утопает  в огромном  саду. Комнаты я уж постеснялся посчитать. Не столько меня поразил прекрасный бассейн, сколько я был удивлен тем, что рядом с ним находится  концертная эстрада. Вот где мне предстояло выступить. Еще утром подошел ко мне руководитель нашей делегации космонавт Г.М. Гречко и с озабоченностью говорил, что вся его надежда на меня. Он и опекал меня. Может, потому, что я земляк Андриана Николаева. Вспоминал о нем с особой теплотой.
Как бы ни ударить в грязь лицом. Будут выступать американские артисты, и должен быть ответный мой концерт. Какая это тяжелая доля быть певцом! Вот думают иногда мои коллеги, даже близкие товарищи: «Что тебе, артисту, пой себе – и аплодисменты, и популярность, и зарубежные поездки». Да, глубоко ошибаетесь, приятели! Вот и здесь, среди всех приглашенных, конечно же, я самый «несчастный». Почему? Все радуются, все уже попробовали лучшие вина, закусывая изысканными блюдами, ведут раскованные речи в мажорных тонах. А я не могу хотя бы капельку виски глотнуть. Сцена для меня – это алтарь. Пою ли чувашские песни в Мадриде, Берлинском Дворце нации, столице Индии Дели или перед животноводами Шемуршинского района, рабочими  Чебоксарского агрегатного завода –  никогда перед выступлением в рот не брал капли спиртного.

3. Настройка чувашского шобора с американским ансамблем
Ох, ты, мой шобор-шоборсам! А давно ль это было, когда уже забытого тебя впервые вытащил на божий свет и вынес на большую сцену Кремлевского дворца съездов!  Много-много раз ты меня окрылял  во имя родной  песни! Сколько раз возвеличивал мой древний народ своими волшебными звуками, идущими из глубины веков! Пел я с тобой на Украине и в Белоруссии, в  Латвии и Эстонии,  Грузии и Киргизии, во многих городах России. Перед неисчислимыми слушателями Венгрии и Чехии, Польши и Словакии,  Ирландии и Германии, Испании и Моравии,  Индии… А теперь тебя настраиваю с американским ансамблем перед концертом. Вот выступили американские артисты. И под аплодисменты занимаю их место на эстраде. Пою чувашскую песню, русскую, украинскую, латышскую, американскую… Пою и с американским оркестром. Как приняли мое пение?  Плохого певца не взяли бы  за рубеж.
Э-эх! Действительно, язык мой –  враг мой. Кто это сказал, что он до Киева доведет? Вот долетел до Америки, а сказать-то могу только чувашский «салам». В Америке  моим толмачом был сам Сергей Хрущев!  Организаторы «Встречи за мир» так «заорганизовались», что по их сценарию я должен был выступать с сольными концертами после пресс-конференций сына бывшего Генсека. Спрашиваю у дочери маршала Жукова Эллы Георгиевны: «Почему Вы даже не здороваетесь с Сергеем Хрущевым?» «Он пишет такую чушь о своем отце, как же мы можем быть в дружбе с ним», – был ответ. И вот с Сергеем Хрущевым едем в одной машине по Америке. Он с женой. Вторая. Какая-то маленькая и невзрачная. Сразу вспоминаю старинную чувашскую народную песню о женщине, у которой нет ни одной песни… Она мне говорит: «Как же так, всего-то за несколько дней знакомства с моим мужем стали уже дружками». За рулем Катерина. Она эмигрантка из нашей страны. Работает переводчицей. После выступлений у Сергея Никитовича появляется краснота на лице. А нужные таблетки по вине жены, судя по их разговору, остались дома.  Поехали по аптекам. Напрасно. Решили махнуть аж в американскую больницу. Сколько же с Сергея Никитовича возьмут за медицинские услуги? Может, придется предложить и свои котнаплаканные доллары?.

– Ну и как, – спрашиваю у него, – сколько же Вы заплатили?
– Нисколько, – отвечает он довольный и улыбающийся.
«Очень любил отец народные песни, русские, украинские. Твои чувашские песни тоже ему понравились бы. Я думал, что ты профессиональный певец, оказывается, преподаешь философию». В 1930 году Никита Хрущев приехал в чувашскую деревню Куйбышевской  области. «Приехали мы туда и встретили буквально голод. Люди от недоедания передвигались, как осенние мухи. Помню общее собрание колхозников (мы выступали все время с переводчиком, потому что колхоз оказался по составу населения чувашским), и они все в один голос просили нас, чтобы мы им дали хлеба, а машины произвели на них мало впечатления: люди буквально голодали, я такое впервые увидел...».
Слушая сына, я еще больше проникся уважением к его отцу. Может, жизнь наша куда более была бы лучше, если путем заговора не свергли бы Н.С. Хрущева.
– А что бы было, если бы  не сместили вашего отца?
– Он сам собирался уйти через год-полтора. Он задумал несколько реформ, например, на руководящие должности могли бы избирать лишь на два срока. Он хотел создать еще одну партию, чтобы у коммунистов появились политические соперники. Фактически перестройка началась бы еще в 1965 году. Не помешай моему отцу, сейчас в Союзе жили бы лучше, чем в США. Смотрите, в конце правления Никиты Сергеевича продолжительность жизни в нашей стране была выше, чем в Америке. Была также самая высокая рождаемость за всю историю страны.
– Говорят, что Ваш  отец, в отличие от других Генсеков, не любил спиртного. Даже была изобретена специальная рюмка, и на приемах достаточно было капать в неё несколько капель, и она казалась окружающим как полная. В действительности Никита Сергеевич выпивать не любил?
– Я отца пьяным видел два раза. Один раз он возвратился с большого приема, второй раз – от Сталина. Вождь постоянно приглашал гостей к себе на бокал вина в расчете на то, что позванный взболтнет лишнее. Так вот, Хрущев пробовал объяснить, что не пьет из-за больных почек, но Берия его осадил: «У меня тоже больные почки, но я не отказываюсь», а товарищ Сталин подвел черту: «Штрафную Никите!».
– Как же справился потом Никита Хрущев с Берией?
– Никита Сергеевич рассказывал: «Когда Сталин умер, мы, члены руководства ЦК, приехали на ближнюю дачу в Кунцево. Стоим возле мертвого тела, почти не разговариваем, каждый о своем думает. Потом стали разъезжаться. В машину садились по двое. Первыми уехали Маленков с Берией, потом Молотов с Кагановичем. Тут Микоян и говорит мне: «Берия в Москву поехал власть брать»... И вот я пришел на заседание. Сели все, а Берии нет. Ну, думаю, дознался. Ведь не сносить нам тогда головы. Где окажемся завтра, никто не знает. Но тут он пришел и портфель у него в руках. Я сразу сообразил, что у него там! У меня на этот случай тоже было кое-что припасено... Сел Берия, развалился и спрашивает: «Ну, какой вопрос сегодня на повестке дня? Почему собрались так неожиданно?». А я толкаю Маленкова ногой и шепчу: «Открывай заседание, давай мне слово». Тот побелел, смотрю, рта раскрыть не может. Тут я вскочил сам и говорю: «На повестке дня один вопрос. Об антипартийной, раскольнической деятельности агента империализма Берия. Есть предложение вывести его из состава Президиума, из состава ЦК, исключить из партии и предать военному суду. Кто «за»?» И первый руку поднимаю. За мной все остальные. Берия весь позеленел – и к портфелю. А я портфель рукой цап! И к себе! Шутишь, говорю! Ты это брось! А сам нажимаю на кнопку. Тут вбегают два офицера из военного гарнизона Москаленко (я с ними договорился заранее). Я им приказываю: «Взять этого гада, изменника Родины, и отвести куда надо». И тут Берия стал что-то бормотать, бормотать... А ведь такой герой был других за холку брать и к стенке ставить».
Нельзя не сказать и о том, что только благодаря бескомпромиссной позиции Н.С. Хрущева в «Новом мире» появилась повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», оказавшая на сталинистов эффект бомбы замедленного действия. Он защищал Андрея Сахарова. К нему на дачу приезжали  пианист Эмиль Гилельс, драматург Михаил Шатров, поэт Владимир Высоцкий...
(Продолжение следует.)

Владимир Чекушкин, доктор философских наук, профессор.