Продолжение. Начало – в №№ 5, 8, 9.
На следующий день новый маршрут – по Баргузинской долине. Первая остановка в Баргузине.
В этом городке до революции процветала торговля, это был центр золотодобычи и в то же время место ссылки политически неблагонадежных людей, в том числе и декабристов, например, братьев Кюхельбекеров. Могила Михаила Кюхельбекера находится на здешнем кладбище, там же много еврейских могил. Предположительно там же был захоронен великий венгерский поэт Шандор Пётефи. Останки его были обнаружены в 1989 г. венгерско-советско-американской экспедицией, было проведено несколько независимых экспертиз в США, Японии, Швейцарии, Китае, которые как будто подтвердили подлинность останков.
В Баргузин Шандор Пётефи был сослан после пленения в ходе битвы при Шегешваре в Трансильвании 31 июля 1849 г., в стычке с казаками русской царской армии Паскевича.
Проехали деревню Ярикто и ступили на землю Цогчен-дугана Баргузинского дацана. Это место пребывания Янжимы (индийское имя – Сарасвати), богини мудрости, искусств и благоденствия. Она покровительствует материнству и детям. В начале ХХ в. здесь у горы медитировал Содой-лама, четвертый настоятель Баргузинского дацана, он дал благословение этому месту. В 30-е годы, когда разрушили дацан, ламами в разных местах были запрятаны священные реликвии. В 2005 г. здесь собрались ламы традиционной Буддийской Сангхи, и тогда проявился нерукотворный лик Янжимы высотой около метра на одной из скал. И был заново воскрешен дацан.
Это место паломничества многих людей, которые преклоняются перед прекрасной танцующей богиней и просят ее о продлении рода, благополучии в семье, даровать чувство красоты и знание. Об этом свидетельствуют тысячи и тысячи разноцветных ленточек (хи морин), привязанных к деревьям. Сам камень с божественным ликом признан Высшим советом Буддийской Сангхи России одной из пяти буддийских святынь Бурятии. Мантра в ее честь звучит так: «Ом Нама Сара Садже Суха!»
И совсем рядом возвышается главная святыня Баргузинского хребта – величественная гора Бархан-Уула, на вершине которой обитают небожители – верховные духи. Хозяином этой вершины по легенде является сын шамана Ухандея родом из хорчин-монголов по имени Солбон-Хошки нойон, живший, как полагают, в XVI в. Эта гора упоминается уже в древних тибетских трактатах. Если человек восходит на эту вершину, то он становится единым с Богом. Нам, к сожаленью, такого счастья не выпало, ну, хоть побыли рядом и на том спаси-Бо!
Поклонившись буддийской и шаманской святыням, мы отправились в обратный путь. До наступления ночи надо было добраться до Улан-Удэ. А дорога неблизкая, порядка 375 км. Вдоль реки Баргузин, назад по долине, проехали Усть-Баргузин и по берегу Байкала. Дорога петляет, и перед нами то открываются виды на водную ширь озера-моря, то ее скрывают сосновые рощи. Удивительное дело, наши вожатые Светлана и Саша рассчитали путь таким образом, что ко времени захода солнца мы уже были в Турке.
Закат над Байкалом – это фантастическое зрелище. Огненно-красные сполохи опускающегося солнца окрашивают облака и небо розовым цветом, напротив остров Ольхон, направо от него вершина Онгурен. Когда-то и Бичурин, может быть, стоял на этом же месте. Правда, этот пейзаж он наблюдал днем: «…на северо-запад расстилается сумрачный Ольхон, как огромное морское животное, поднявшееся на поверхность вод. Высочайшие утесы его, кажется, перед вашими глазами опускаются в море. Но более всего поразителен ужасный Онгурен, на вершинах коего вечные снега издали представляют купы облаков, как будто покоящихся на высочайшем престоле, взгроможденном из мрачных гранитных скал. Сей картины, отстоящей слишком на сто верст от берега к северо-западу, невозможно изобразить во всем ее величестве». Наш пейзаж при вечернем свете был не столь красочен, скорее графичен. Мы не могли видеть подробностей, отмеченных Бичуриным, но величественность картины осталась. Нам только осталось попытаться сохранить хоть слабое впечатление от увиденного, проведя фотосессию. Здесь мы попрощались с Байкалом, этим чудом природы.
И, конечно же, мы не могли не побывать в Иволгинском дацане, духовной столице Буддийской традиционной Сангхи России, резиденции Пандито Хамбо-ламы, главы российских буддистов. Совершили гороо в сопровождении монаха-студента здешнего буддийского университета «Даши Чойнхорлин», который на простом языке давал нам, неофитам буддизма, пояснения, не вдаваясь в сложные философские основания этого вероучения. Мы убедились в том, что дерево бодхи (ficus religiosa) – древо пробуждения ухожено и также растет в оранжерее. В конце 60-х годов прошлого века росток этого дерева привез XIX Пандито Хамбо-лама Жамдал Доржо Гомбоев из Бодхгайя (штат Бихар, Индия). В 1968–1971 гг. моя жена Гажидма была у него переводчицей, с бурятского языка на английский.
Именно под таким деревом Сиддхартха Гаутама, царевич из рода шакъев пробудился и обрел просветление – стал Буддой. Нам также позволили войти во дворец, где покоится нетленное тело XII Пандито Хамбо-ламы Даши-Доржи Итигэлова. Хамбо-лама Итигэлов восседает в позе лотоса на возвышении, за двойным стеклом. Дворец был воссоздан по образцу дугана Янгажинского монастыря, в котором в начале ХХ века Хамбо-лама Итигэлов был настоятелем. Монахи-смотрители этого дворца в знак лицезрения вручили нам хадаки (ритуальные шарфы) небесно-голубого цвета, чтобы мы поместили их у себя дома, тогда у всех домашних будет происходить накопление благих качеств. Иволгинский дацан «Хамбын Хурэ» – это местопребывание двух Хамбо-лам – действующего главы буддистов России Дамбы Аюшеева и Пандито Хамбо-ламы Итигэлова.
Была еще поездка в село Усть-Обор, на родину Дамбы Цыбеновича. Не так далеко от Усть-Обора находится станция Петровский завод (Петровск-Забайкальский), в казематах которого отбывали ссылку декабристы, братья Н.А. и М.А. Бестужевы. Биограф Бичурина П.В. Денисов предполагает, что именно там в 1831 году могла произойти встреча Бичурина с ними. И тогда же, возможно, Николай Бестужев написал известный акварельный портрет Иакинфа в темно-коричневом подряснике и подарил ему четки, сделанные из железа своих кандалов, которые Иакинф хранил до самой смерти (см. П.В. Денисов. Жизнь монаха Иакинфа Бичурина. Ч., 1977. С.119–121).
В самом селе мы погостили у племянников – Сырмы и Батора. Вышли на берег спокойно текущего Хилка, несущего свои воды в Селенгу, а она – далее в Байкал. Почтили родовое место Мундэртэй, помянули память дяди Цырена, который погиб во время сражения на Халхин-голе. В июне родственники обычно собираются, чтобы совершить моление в честь Хаймчага, брата дедушки Цыбена (1872–1945 гг.). В 1899 г. с группой паломников он присоединился к тибетской экспедиции Г. Цыбикова, который был первым ученым из России, сумевшим проникнуть в Центральный Тибет и Лхасу. По возвращении на основе своих дневниковых записей Г. Цыбиков написал фундаментальный труд «Буддист-паломник у святынь Тибета» (1-е издание было осуществлено под редакцией академика С.Ф. Ольденбурга в 1919 г. в Петрограде). Хаймчаг остался учиться в Тибете и провел там 17 лет. Ему была присвоена ученая богословская степень дооромбо, которая считается одним из высших санов у буддистов-монголов, бурят. Потом он пешком дошел до Индии. В Калькутте нанялся кочегаром на корабль и в 1916 г. прибыл во Владивосток. Был 2-м лицом в Амгалантуйском дацане, в 1933 г. был репрессирован и расстрелян. Память об этом святом человеке сохраняется в роду.
Никита Бичурин часто выступал с критикой якобы ученых сочинений, которые описывали Среднюю, Юго-Восточную Азию с позиций евроцентристских, не зная языков, нравов и обыкновений людей, какую веру они исповедуют, которые «считают азиатцев совершенными невеждами»: «Они часто, не оставляя кабинета, пишут о таких странах и народах, которых видеть не имеют возможности, и в описаниях по необходимости следуют другим – историкам и путешественникам, а сии нередко представляют вещи в выражениях неопределенных, в понятиях темных; и если, читая историю или путешествие какое-либо, мы сами не в состоянии в них отличить верное от неверного; то легко от превратности в понятиях перейдем к ложным умозаключениям».
В нашем путешествии мы все видели своими глазами и не ставили перед собой исследовательских целей, но у нас остались свои впечатления – светлые – о местах, о людях, превратностей в понятиях мы как будто избежали, ложных умозаключений не делали, увидели много нового. Было задумано: путешествие в Бурятию, Монголию, на Байкал. «А есть еще мир смысла: сознание изменяет свой проект (…) путешествие нечто означает. Пространственный, временной и духовный (или мемориальный) маршруты обмениваются своей непосредственностью, а такого рода обмен и есть значение» (Ролан Барт). После нашего паломничества на Восток (Ex Oriente Lux «свет с Востока») какие-то новые смыслы вошли в наше сознание и отложились в памяти.
Атнер Хузангай, филолог-востоковед